Светозары (Трилогия) - Страница 127

127

А рядом с кроватью, на столе, — у меня даже сердце кольнуло, — увидел я наш синий патефон, который Паранька выменяла у мамы в голодную годину за ведро крупитчатой муки…

— Не желаете в сортирчик? — вежливо спросил Илюха.

Я глянул на клетчатую доску. Моя белая пешка была заперта в углу двумя его черными.

— Сдаешься? — ощерил Плюха желтые зубы, будто рот его был набит тыквенными семечками.

Как начать разговор? Язык сделался деревянным, я хотел что-то сказать, но лишь поперхнулся.

— А я ведь знаю, зачем ты пришел, — сказал Илюха. — А пришел ты, мил человек, просить у меня деньги. Так?

Я кивнул, судорожно сглатывая подкативший к горлу комок.

— Чо же мать сама-то не пришла? Брезгует? — встряла в разговор тетка Паранька. — В войну дак последним куском с ей делились…

— Молчать у мене, — не повышая голоса, приказал Илюха. — Вот што: денег я тебе дам… полторы сотни. На три месяца. Как же иначе — по-суседски жить, да не выручить? Это на Огнева зверями все глядят, а Огнев завсегда выручит. Приходи завтра, будут готовы.

Я вскочил и, радостный, ринулся к дверям.

— Эй, погоди! — остановил Илюха. — Услуга за услугу. Пойдем, бычка мне поможешь заколоть. Завтра собирался, да ты вот кстати подвернулся.

— Чо он, ребенок, тебе там поможет? Мужиков надоть звать, — сказала Паранька.

— А ты вот чо! — напустился на жену Илюха. — Есть две ноздри, и молчи, посапывай в ети дырки! Мужиков ей, видишь, надоть! Да мужикам-то твоим за ихнюю помощь четверть самогонки выставь и полбыка зажарь!..

У Илюхи все было приготовлено: два отточенных ножа, веревки, топор. Мы направились к сараю. Я несмело тащился сзади: не то чтобы боялся, просто не переносил такое, воротило с души. Однако как откажешься?

— Чой-то ты рано колоть быка собрался, дядя Илья, — ухватился я, как утопающий за соломинку. — Морозы-то еще не скоро, протухнет мясо.

— Рано — не поздно, — отозвался Илюха. — Ты вот мелешь, а нет штобы мозгой пошевелить. Зима-то на носу, вот и пойдет скоро по дворам сельсоветская комиссия с описью: «А какая, товарищ Огнев, у тебя скотинка в наличаи имеется? А давай-ка мы на нее налог наложим, штобы ей, значится, не скушно было…» Тут главное — время не упустить, а мясо я в райцентр на базар свезу — с руками оторвут…

Годовалый бык заметался в тесной стайке, словно почуял неладное. Здоровенный, чертяка. Передние лопатки под шкурой ворочаются, что мельничные жернова, а шея — руками по обоймешь. Черный весь, могутный, только на лбу белая звездочка светится — вся в курчавинках-завитушках и потому, наверное, какой-то по-детски беззащитной кажется.

— Илюша, Илюша! — успокаивая быка, запел хозяин. — Иди ко мне, мое золотко, на-ко вот корочку соленую… Это же надо стерве додуматься? Да Параньке-то. Взяла моим именем быка назвала! На память, говорит. Тьфу, штоб тебя разорвало!.. Илюша, Илюша!

Бык наконец успокоился, подошел к Илюхе и доверчиво ткнулся мордой в его ладонь. Илюха накинул ему на шею петлю из толстой веревки, обмотнул ее вокруг столба.

— Тяни!

Упершись ногою в столб, я потянул за конец веревки что есть силы. Петля захлестнулась, бычья голова медленно приближалась к столбу, глаза его, наливаясь кровью и дикой яростью, стали выворачиваться из орбит, могучая туша напряглась, готовая в одни миг сокрушить все вокруг. Но в это время Илюха, коротко взмахнув топором, ударил быка обухом меж рогов, в беззащитную звездочку. Бык судорожно дернулся и пал на колени. Илюха деловито вытащил из-за голенища сапога большой нож и зверовато оскалил желтые зубы. Из перехваченного бычьего горла ударила темная кровь, меня чуть не стошнило от приторно-сладкого ее запаха. Бык свалился на бок и затих.

Илюха подставил к разрезанному горлу заранее принесенную кружку. Набрав полную, спросил меня:

— Не потребляешь? А здря. Пользительная штука.

Кровь дымилась в кружке, как парное молоко. Илюха выпил, крякнул от удовольствия, ладонью стер красные «усы».

— От ее, как от браги — пьянеешь маленько, — поделился он.

А самое тяжелое началось после. Освежевать и разделать быка вдвоем оказалось делом не простым: поворочай-ка с боку на бок этакую тушу! Из-за Илюхиной жадности я чуть не надорвался. После неделю болели спина и живот. Но не напрасно. Наградил меня соседушка за труды: дал бычью ногу на холодец…

6

Как бы там ни было, а мой поход к Огневым оказался не напрасным. И это меня взбодрило.

— Пойдем сходим к деду Кроту? — в тот же вечер предложил я матери.

— К Силиверсту Корепанову? Откажет небось, — засомневалась мать.

— Ну и откажет. В лоб же не ударит? — наседал я, подражая бабушке Федоре. — Сходим завтра же. Вдвоем. Ага?

— Ох, уж мне как с протянутой рукой по людям ходить, дак легче на старой осине повеситься, — помаленьку начинала сдаваться мать. — И почему это жизни несправедливо так устроена? Ежели человек богатый, он обязательно плохой, бессовестный. Или правду говорят: совесть и деньги — два лютые врага?..

На другое утро мы с матерью отправились к Силиверсту Корепанову, или, по-уличному — к деду Кроту.

Об этом старике мне хочется рассказать подробнее, потому что в нашей деревне такой человек — единственный, а есть ли где-нибудь еще — не знаю.

Уже одна кличка Крот говорит о многом. В народе зря не назовут. Крот — под себя гребет… Всю жизнь Силиверст мечтал разбогатеть. Для этого не щадил живота своего. Но был он, наверное, из породы неудачников. А может, тут что-то другое…

127